История о рекордном падении уровня воды в Петербурге в 1910 году.
Погода нам ничего не должна...
На фото 2012 года, выход из Средней Невки в Залив. Здесь нынче Яхтенный мост. Сгон был таким, что люди пешком доходили до фарватера.
Но это были "цветочки".
"Это было очень давно, но было. И не хотелось бы, чтобы когда-нибудь повторилось снова. А повториться это может, если к морю относиться легкомысленно.
В 1910 г. Петербургский Речной яхт-клуб праздновал свое 50-летие. По этому случаю назначена была юбилейная гоночная неделя. На гонки записалось 92 яхты из многих в то время яхт-клубов Петербурга, Финляндии, Риги и Ревеля. (За запись вносилась, кстати говоря, приличная плата!) Яхты эти пришлось разделить на 14 классов и несколько групп в зависимости от гоночного балла, поскольку были здесь и 50-тонные шхуны, и легкие гоночные швертботы; естественно, и дистанции были различные. Гонки намечалось провести первую — 31 июля, а затем — 4, 5 и 7-го августа.
Наша семья летом всегда жила в Мартышкине — в нескольких километрах от Ораниенбаума. Кроме молчаливых финнов, сдававших внаем маленькие дачки, здесь жило очень много отставных моряков всех рангов. Тут были и ветераны парусного флота, и сравнительно молодые капитаны и офицеры, еще недавно служившие в Кронштадте. Словом, село было явно с морским уклоном. Наверное поэтому в Мартышкине было особенно много мальчишек. Q все мы, а я тогда был мальчишкой, целыми днями обитали на берегу, около этих морских дедушек и дяденек. Под их руководством строили дощаники, кроили из простыней паруса, делали разные модели, а в итоге — постигали основы морской практики.
На рейде в Мартышкине все лето можно было видеть шесть-семь яхточек, не говоря уже о швертботах, стоявших чуть ли не напротив каждой дачки. Конечно, мы старались попасть на эти яхты, а для того с усердием мыли падубы, прибирали в каютах, сушили паруса — выполняли любые мелкие задания хозяев. Словом, лучших матросов найти было трудно, поэтому нас часто брали в походы и даже на гонки, ибо в строгий счет гоночной команды мальчишек иногда не включали. Так что не было тогда «мартыша», который с десяти лет не мог бы сидеть на руле даже в бейдевинд!
Дружно жили мы и е рыбаками, помогали им, чем могли, а они за это тоже нередко брали нас в море. Моторов тогда не было, шли больше под парусами, иногда на веслах. Так что и от рыбаков мы учились многому.
Особенно нас удивляло, что они всегда прекрасно знали, какая будет погода. Их предсказания неизменно оказывались верными. Можно только пожалеть, что многие из их примет позабыты! До сих пор я хорошо помню, что зюйд-вест назывался «мокряк»; действительно, если он дул, то целый день с перерывами или без перерывов лил дождь, ветер был свежий днем и ночью, тучи шли мрачные и низкие. Если ветерок заходил к северным четвертям, рыбаки называли его «мерзляк» и очень не любили: хоть и дул он ровно, но было холодно. Благородным считался вестовый ветер — «моряна»: к нему претензий не было! К знойному южному «суховею» относились презрительно: он был порывистым, далеко в море нес мелкую пыль; на сильных неожиданных шквалах часто рвались серые рыбачьи паруса.
Говорили, помнится, что норд и норд-ост дуют у нас всегда по три дня, а если к вечеру третьего дня не стихают, значит будут дуть еще три дня. Не любили этот ветер за то, что он сильно угонял воду, разводя волну, и рыба всегда уходила при этом далеко на глубину.
История, о которой пойдет речь, связана как раз с норд-остом.
Мы готовили свои мартышкинские яхты к походу в район гонок — подкрашивали борта, драили палубы. Три дня дул «мокряк», дождило, было прохладно и мрачно, нов ночь на день первой гонки 31 июля меня разбудил братишка и шепотом сообщил, что начало стихать. Утром со всех уголков Невской губы потянулись, как лебеди, в сторону Петербурга белые паруса.
День выдался чудесный, солнечный. Маршруты более чем ста яхт перекрещивались; казалось, что они идут со всех сторон и в разные стороны. На сопровождавших их пассажирских пароходах гремела музыка. Красиво выглядели празднично украшенные паровые яхты с гостями; помню в том числе «Роксану» под флагом начальника пограничной морской стражи. Десятки больших и малых судов болельщиков ходили следом за гоняющимися.
Мы с отцом шли тогда на «Руслане» — небольшой яхточке. Картина была феерическая. Выделялись изяществом форм красавицы-шхуны «Ге-Паризьен», «Гейша» и особенно «Лизбет» с ее красными парусами, а также большие тендера, из которых запомнилась мне яхта «Тельма». Уместно будет напомнить, что все это были суда с осадкой более 2 м!
Гонка прошла отлично. Радостные мы вернулись домой, два последующих дня только и было разговоров, что о продолжении гоночной недели. А вечером 3 августа, накануне второй гонки, старик-рыбак дядя Петр, слушая нашу болтовню, вдруг объявил, чтобы на завтра хорошей погоды мы не ждали и лучше бы в море не выходили. Переспрашивать старика не полагалось. Сказал — и все. Мы притихли.
Ветер с самого утра начал задувать с северо-востока, погода испортилась и, что самое скверное, вода медленно, но явно стала отходить от наших берегов. Днем гонка все же состоялась, однако домой мы возвращались уже при очень свежем ветре. Неужели, думал я, старый рыбак будет прав?
Ночью задуло баллов на 7—8 — не меньше. Загудел лес, столбом стояла пыль, в камнях рычало море. Утром 5 августа наши яхты, стоящие на рейде, начали на волне уже касаться грунта (хорошо еще, что он не был здесь каменистым!). Мы были в отчаянии. Перспектива пойти на третью гонку улетучивалась. К полудню вода отошла от берега почти на километр, совершенно обсохли даже тузики и швертботы, яхты наши начали валиться на бок. Собачонки носились по берегу, лаяли на ушедшее море. На велосипедах съездили в Ораниенбаум — там тоже яхты уже лежали почти на боку; догадались подпирать их бревнами, но вода ушла так быстро, что многие сделать это просто не успели. На выходе из канала сидел на мели пароход, как всегда в это время, переполненный пассажирами.
Фарватеры основных петербургских яхт-клубов имели глубины около 2 м с небольшим. Уровень воды понизился более чем на метр, а на перекатах и того больше. Так что к середине дня все три фарватера были заставлены яхтами, плотно сидевшими на грунте п медленно ложившимися на борт. На Лахте фарватер превратился в жалкий ручеек.
Гоночная комиссия, которая должна была следить за погодой и вовремя запретить выход яхтам, угона воды, в отличие от простых рыбаков, предвидеть не смогла и теперь на паровой яхте «Первенец» сама застряла в Елагинском фарватере. Чуть ближе к Крестовскому острову сидела «Роксана». На Лисьем Носу на ряжах сидел пассажирский пароходик; рядом большой колесный пароход, тоже битком набитый пассажирами, беспомощно молотил по песку плицами...
Стояла какофония звуков — свист ветра перекрывали беспрерывные тревожные гудки, но подойти к пароходам никому не удавалось. Маленькие катера не рисковали выходить — дуло на 8—9 баллов! Да и было тогда катерков очень-очень мало. Крестьяне из Дубков, Лахты и Старой деревни пытались подходить к обмелевшим судам на лошадях, но лошади вязли в глине и иле. Команды яхт, кто оказался несмышленее и понимал, что помощи ожидать неоткуда, лезли в воду и подпирали свои яхты с боков, чем могли — даже пилили гики и гафеля. Многие пешком пытались было добираться до берега, но из этого ничего не выходило.
Такого большого падения уровня воды никто из старожилов не помнил. Оно причинило много бед и городу. От оголившихся канализационных труб пошло невероятное зловоние, ослабло поступление воды на электростанции. Обмелели Мойка и Фонтанка: пассажирское движение по ним прекратилось. По рассказам отца, зачем-то в городе были усилены наряды полиции, на всем лежала печать какой-то растерянности. Конная полиция разъезжала между Петергофом и Мартышкино. В Петергоф нас на велосипедах почему-то не пустили.
Продув свои три дня, норд-ост вдруг стал стихать; море, словно натешившись над нами всласть, начало медленно возвращаться «домой», заливая лежащие на боку яхты. Весь день прошел в снятии судов с мели, в подъеме затонувших при этом приливе яхт. Ко всему прочему, многие суда имели массу поломок в рангоуте и такелаже, так что в последней гонке 7 августа смогло стартовать всего 39 яхт, т. е. менее половины заявленных.
Какова же мораль? Была и есть специальная наука метеорология. Веками существуют местные признаки погоды. Если бы в гоночной комиссии были настоящие моряки, они обратили бы внимание на то, как начала портиться погода 3 августа, знали бы, что сильный норд-ост и падение барометра указывают на шторм и вероятное падение уровня, успели бы заранее вывести все глубокосидящие яхты на рейды либо, что вернее, отменить гонку."
Источник: журнал «Катера и Яхты» №63 за 1976г
http://www.barque.ru/stories/1976/record_drop_water_level_in_petersburg
